— Я выскажусь мягко: времена теперь трудные. Если в советское время мы были наравне с США по освоению космического пространства, то теперь, несмотря на то, что пока мы остаемся ведущей космической державой, по многим позициям мы стали уступать нашим конкурентам. На сегодняшний день это две страны. Традиционно – США, а теперь еще и Китай, который очень мощно развивается в плане космических разработок последние годы.

— Это совсем не так. Действительно, в начале 2000-х годов был пик, когда китайцы ехали к нам учиться, но потом вектор быстро сместился на Запад. Гораздо больше их сегодня учится в американских, французских, британских университетах, а в наших вузах – сравнительно мало. Причина тому – существенное снижение уровня нашего образования. Низкое качество образования – одна из ключевых причин, по которой мы серьезно сдали свои позиции в мировой космонавтике.

— Сильный сдерживающий фактор, который не позволяет нам развиваться, – это отсутствие инновационных технических решений. Для того чтобы развивать космическую отрасль, нужны прорывные идеи и технические решения. Но таких идей и новшеств, которые могли бы дать толчок в развитии ракетно-космической техники, у нас почти нет. Это не только в самой отрасли, но и в фундаментальной науке. Мы здесь тоже сдали очень многие свои позиции.

— Это не в перспективе, это уже произошло. Только не «Восточный» – это пока еще молодой космодром, который не успел набрать отрицательной статистики. А вот запуски на базе ракеты-носителя «Протон» с «Байконура» уже заработали не самую лучшую репутацию у страховщиков. До 2010 года с «Протонами» было все относительно нормально, страховая премия составляла 8-9% от стоимости космического аппарата. Дальше начались проблемы – несколько неудач подряд. Про этот год не скажу, но в 2017 году страховая премия на запуски «Протона» составляла уже 17%.

Любой отказ ракеты-носителя настораживает страховщиков. Если они понимают, что и следующий пуск может завершиться неудачей, то поднимают страховые премии. Рост с 8 до 17% произошел не сразу: после первой аварии подняли на процент, после второй – еще на два, третья – уже 6%, и так дальше по нарастающей.Если в будущем будут проблемы того же характера с «Восточным», поднимутся и страховые премии. Правда, когда у SpaceX Илона Маска были аварийные пуски, страховщики точно так же поднимали страховые премии. Это стандартная практика.

— Боюсь, что ни о какой конкуренции речи нет. Маск уже не рассматривает наш Роскосмос как конкурента – настолько он впереди.

Хотя фундаментального прорыва в космонавтике он пока не совершил, главное, что он сделал, – подарил мечту о том, что мы все-таки долетим до Марса. Правительственные космические агентства десятками лет утверждают, что наша цель – Марс. А когда мы уже полетим на Марс? И главное: на чем мы полетим? Маск предложил промежуточный вариант той ракеты, на которой в будущем можно будет отправиться в марсианскую экспедицию. Правда, человечество еще до конца не осознало, что сделал этот бизнесмен.

— В определенной степени – да, это достижение. Вернее, это бонус. Маску удалось довести до летной эксплуатации те идеи, которые и у нас, и в Америке разрабатывались еще с 60-х годов. Маск эту идею услышал, она ему понравилось, и он довел ее до ума, в то время как государственные космические агентства, американские и наши, этого не смогли.

— Эту компанию привлекли для развития ракетно-космической отрасли, чтобы реанимировать проект морского космодрома «Морской старт» (ранее принадлежал РКК «Энергия» – прим. ред.). Когда генеральный директор S7 Владислав Филев согласился дать необходимые средства для покупки объекта и заняться космическим бизнесом, в Роскомосе его позиционировали чуть ли как второго Маска. Но это не так. Нельзя назначить своего собственного Маска – Маском нужно быть.

Я понимаю желание Филева выйти на этот рынок, но, чтобы зарабатывать на нем, а не просто оплатить сделку по покупке космодрома, ему лично надо очень много сделать. Если он сможет этого добиться, то можно будет считать, что S7 – лидер частной космонавтики в России.

Правда, первый запуск ракеты-носителя «Зенит» в прошлом году с ангольским спутником, который произвела «S7 Космические транспортные системы», считать полностью частным нельзя. Там были задействованы специалисты Центра эксплуатации наземной космической инфраструктуры Роскосмоса, другие профильные специалисты Роскосмоса, стартовики с наших предприятий. Так что пока в отношении S7 у меня особых чаяний нет.

— Догнать и перегнать Америку нам будет очень сложно. При этом догнать, не перегоняя, в общем, не имеет смысла: если мы будем повторять то, что уже есть в США и в Китае, мы всегда будем отставать. Необходимо сделать что-то такое, чтобы проскочить момент равенства и вырваться вперед. А вот что именно для этого надо сделать – ответа на этот вопрос пока не может дать никто.

— Совершенно верно. У американцев тоже бюрократии достаточно. Но частные компании, хоть и ориентируются на внутреннее планирование, тоже должны учитывать внешние реалии. Чтобы получить заказы правительственных ведомств – а Илон Маск имеет заказы от НАСА и Пентагона – нужно ракеты сертифицировать. То есть пройти довольно жесткий экзамен со стороны федеральных органов. Когда он принимал технические решения и организовывал производство, он это учитывал.

Разница в том, что многие вопросы, которые в правительственных корпорациях решаются путем длительных согласований и разрешений, в SpaceX решались внутри. За счет этого сэкономили время и ресурсы.

Ракеты как падали, так и продолжают падать. Это шатание идей: то одну ракету берут за основу, то другую, то мы летим на Луну, то не летим, то создаем национальную орбитальную станцию, то вместе с американцами окололунную строим. Оно людей выбивает из колеи – специалисты уходят. Я знаю людей, которые болели за дело, но и у них опускаются руки.

— Знаете, когда происходили последние аварии, ваши коллеги меня часто спрашивали: а может быть, это диверсия? Я говорю, что не надо никаких диверсий. Мы сами все «прекрасно» делаем: сами гробим ракеты. О характере аварий мы уже говорили – настолько абсурдно, что никаких диверсантов не надо. Никакой диверсант не догадается перевернуть датчик угловых скоростей вверх ногами, когда там есть определенный паз, который не позволяет это делать. Но умудряются.

Так что 2028 год, который обозначен как срок создания отечественной сверхтяжелой ракеты, мне кажется слишком оптимистичным. И тут, к сожалению, не поможешь ни вливанием больших денег, ни привлечением большого числа сотрудников. Тут нужны прорывные идеи и технические решения, которых, как я уже отмечал, нет.