Сегодня Франция выбирает президента. Горячая пора, второй тур выборов, бывший министр экономики, молодой и толерантный Эмманюэль Макрон против лидера евроскептиков Марин Ле Пен. Всерьез французы, живущие в больших городах, не симпатизируют ни одному из кандидатов, но голосовать намерены за Макрона, как за меньшее из зол. Победа Ле Пен, по мнению городского большинства, абсурдна и невозможна. Она предлагает вывести страну из Евросоюза, вернуть национальную валюту, ограничить прием мигрантов. Высказывает еще ряд популистских идей. Но, если вспомнить победу Трампа, выход Ле Пен во второй тур уже не кажется странным. Большинство неочевидно. Макрон же настораживает экономическим профилем – многие убеждены, что он – лишь банкир и не потянет большую политику. Старшее же поколение политиков его поддерживает, считая, что в перспективе смогут им манипулировать на правах более опытных игроков – возможно, назначить «своего человека» премьер-министром при молодом президенте. Я приведу несколько диалогов с французами, а также наблюдения за ситуацией со стороны (что во Франции, надо сказать, непросто).
- Где сторонники Ле Пен? Кто за нее голосовал, если все против? Они вообще существуют в реальности или только в репортажах Russia Today?
- Да, конечно. И много, просто не в больших городах. А во Франции маленькие городки – это значительная часть общества. Там ценности отличаются от декларируемых европейских. Допустим, живет в местечке один афроамериканец, и отношение к нему, скажем так, не вполне толерантное. И Ле Пен опирается именно на людей из глубинки, когда говорит о национальных чувствах и интересах нации.
Принято считать, что Ле Пен связана с Россией – каждый ее визит в нашу страну освещается в прессе, а еще французы в этот раз упразднили электронное голосование, опасаясь хакеров.
Первое место, куда меня приглашают парижские друзья по приезду во Францию, – первомайская демонстрация. Я еще не видела Эйфелеву башню, не стояла в очереди в Лувр или Нотр-Дам, но демонстрация здесь – священнодейство мощнее туристических аттракционов. В канун первомая я отправилась на Пер-Лашез – именитое парижское кладбище, нечто среднее между музеем под открытым небом, объектом паломничеств и, собственно, последним пристанищем старинных французских семейств и нескольких знаменитостей. В поиске памятника на могиле Оскара Уайльда (который отгородили стеклом, потому что его зацеловали до того, что светлый камень был сплошь в следах губной помады) нахожу масонский митинг (да, на кладбище). Около тысячи-полутора человек с голубыми лентами от правого плеча к левому бедру. Без кучерявых надписей «Выпускник», но с лаконичными масонскими символами. Трибуна, звуковая аппаратура, патрули силовиков, телевидение. Кажется, это своеобразный локальный митинг, предвосхищающий первомайскую демонстрацию. Во Франции принято митинговать по принципу принадлежности к профессии, «синдикату» - объединению работников или, как на Пер-Лашез 30 апреля, масонству.
Итак, мы отправляемся на митинг. Я внутренне группируюсь, готовлюсь увернуться от полиции, проверяю, на месте ли журналистское удостоверение. На одной из центральных улиц, ведущей к площади Республики, где собирается толпа, стоит кордон – дальше пускают только с колонной демонстрантов, все поперечные улицы перекрыты. Площадь напоминает советский первомай и карнавал одновременно. Тут жарят шашлыки («Какая же демонстрация без шашлыков, без еды!» - говорят французы), турецкая и индусская диаспоры устраивают целое этническое шоу, децибелы турецкой поп-музыки сотрясают воздух, рядом небольшая группа французов агитирует не ходить на выборы вовсе. Они, вероятно, работают на Ле Пен, потому как неявка будет ей на руку. В толпе орудуют карманники. Несколько улиц специально ради демонстрации перекрыли, все кафе и магазины на них закрыты. Каждое объединение, синдикат, собирается вокруг небольшой машинки, на крыше которого – воздушный шар с их символикой. Один из самых многочисленных – синдикат CGT, историческое объединение шахтеров, ныне поддерживающее рабочий класс в целом. Здесь вообще много коммунистов – призрак, как известно, бродит по Европе – но их едва ли можно соотнести с советской и российской коммунистической традицией. Где-то во главе процессии – желтоволосое чучело Ле Пен, по пути к Бастилии, куда по традиции движутся все парижские демонстрации, можно бросать в портреты кандидата плюшевые «камни». Один из синдикатов скандирует что-то про фашизм.
- О чем они, при чем тут фашизм?
- В общем и целом – они выступают против фашизма.
- Было бы странно, если бы кто-то был «за».
- Почему? Сторонники Ле Пен как раз «за».
Люди все пребывают – потом в газетах напишут, что по всей Франции около 300 тыс. человек вышли на первомайские демонстрации. Львиная доля пришлась на Париж. Скандируют лозунги, раздают антифашистские листовки, прямо на улице выступает левый журналист и кандидат в президенты Жан-Люк Меланшон. Мне и всем, кто плечом к плечу проходит мимо него, выдают стильные цветные наклейки в поддержку левых. Из каждой машины, сопровождающей синдикат, играет бодрая танцевальная музыка, где-то наливают пунш и пекут блины. Я по привычке жду, когда же начнут «вязать», пытаюсь уловить сигналы от начала колонны – пошли ли в ход полицейские дубинки. Полиции на удивление немного, и ничего, напоминающего российские автозаки, на улицах не видно. На ажурные балконы, которых тут много, выходят местные жители и снимают нашу процессию. Наконец, колонна замедляется. «Если тебе интересно, можешь пройти вперед – там столкновения с полицией». Мы еще не дошли до площади Бастилии. Местные говорят, что по славной традиции Революции 1789 года именно перед давно разрушенной крепостью начинается драка со стражами порядка. «Но полицию надо спровоцировать. Лезть на рожон, ударить первым». Как потом выяснилось, в тот день пострадали шесть полицейских, задержали пять человек. По мере приближения к Бастилии (где ныне здание оперы) заметны следы борьбы – трещины на витринах магазинов, мусор. За оперой колонна традиционно успокаивается. Там уже нет оцепления, многие обедают в ближайших кафе и на сытый желудок идут дальше. Чего мне не хватало, так это контраста, риска, протеста. Ощущения, что я в числе протестующих гордо вышла на улицу, так и не возникло. Получилась мирная (и сытная) прогулка по Парижу с обзором фольклора городского электората. Карикатуры, пародии и лозунги о высоких гуманитарных ценностях. Риск, что тебя увезут в ОВД (или как это здесь называется), нулевой, если ты сам того не хочешь. Это не протест, а праздник согласия с некой системой внутреннего устройства Франции, которой каждый гражданин очень гордится. Народные гуляния, на которых не хватало только сожжения чучела Ле Пен в качестве Масленицы.
3 мая прошли дебаты – главное предвыборное ТВ-шоу, которое французы воспринимают вполне серьезно. Для россиянина вещь непонятная, однако в системе, именуемой демократией, обязательная. Макрон и Ле Пен спорят так горячо и на такой скорости, что хочется, чтобы уже либо началась драка, либо режиссер сказал: «Стоп, снято!» К слову, в режиссуру и заготовленный сценарий дебатов французы не верят, и всерьез удивляются напору и глупости Ле Пен: «Она просто ругает программу и методы Макрона, когда он предлагает ей озвучить альтернативу, продолжает «поливать» его! Ничего не говорит по делу. «Вы забываете про интересы нации, вы не думаете о нации».
- То есть они просто ругаются?
- В общем, да. Вот, сейчас Макрон говорит, что «он встречался с представителями рабочих». А у Ле Пен просто нет никакой программы, националисты, видимо, настолько не верят в свою победу, что даже не проработали этот вопрос.
Рабочие входят в синдикаты, которые при желании могут организовать перевес голосов для того или иного кандидата. Во Франции многие ссылаются на позицию Люка Бессона – кинематографист написал в Facebook пост-заявление, ставший вирусным. Он говорит о «гигантской иллюзии», о том, что многое из сделанного политиками, – лишь популизм, чтобы набрать больше 5% голосов (в этом случае государство компенсирует затраты на предвыборную кампанию). Бессон пишет, что Ле Пен, живя в Брюсселе, «является идеальным представителем системы, которую она осуждает». «Ее называют «кандидатом от народа», но она никогда не была рядом с народом, никогда не работала на заводе или ферме, а как можно представлять тех, кого не понимаешь? Закрытие ведет к изоляции. Изоляция - к тоталитаризму. Тоталитаризм - к фашизму. Фашизм – к войне. Давайте покажем остальным миру, что значит французский народ: открытый, смелый и братский. Мы – великие люди, и мир за нами наблюдает. На избирательные участки, граждане!» При этом Бессон не упоминает, что Ле Пен в 90-е была в Париже адвокатом. Политику она действительно получила «по наследству» от отца, Жана-Мари Ле Пена, который до 2011 года руководил «Национальным фронтом», и в 2002 году вышел во второй тур выборов против Жака Ширака, набравшего тогда 82%. По характеру выступления на дебатах заметна адвокатская закалка Ле Пен (да и «наследство», надо думать) – она явно харизматичнее рационального Макрона, хоть он и оперирует реальными аргументами, а не лозунгами.
Был и третий кандидат, которого Марин Ле Пен в первом туре обогнала буквально на полтора процента – бывший соратник Николя Саркози Франсуа Фийон. За несколько месяцев до предвыборной гонки журналисты выяснили, что в бытность депутатом парламента Фийон фиктивно записал свою жену в помощницы и платил ей зарплату в пять тыс. евро (средняя по стране – 3 200 евро). В итоге за время службы мужа народу супруга принесла в семью полмиллиона евро. Тем не менее, партия «Республиканцы» все равно выдвинула его кандидатуру на выборы, где он набрал 20%.
- Что вы думаете про Фийона? Он ведь третье место занял в первом туре, к нему какое отношение?
- Да он просто вор. Украл там со своей женой полмиллиона евро.
Вот так пять тыс. евро сделали из наиболее перспективного кандидата «просто вора». Вопрос о том, кто способствовал раскрытию семейной тайны, остается открытым. 4 мая в зажиточном парижском районе Сен-Жермен агитировали за Макрона – улыбчивые мужчины раздавали листовки и дарили плакаты кандидата. «После вчерашних дебатов сильно сомневаться не приходится, но идти голосовать нужно!» - говорят агитаторы, имея в виду провальность аргументов Ле Пен. На самом деле, именно в Сен-Жермен могут голосовать за националистов, потому как состоятельные французы не желают соседствовать с мигрантами и содержать за счет своих высоких налогов. По данным на 4 мая опросы показывают, что за Макрона готовы проголосовать 61% избирателей, за Ле Пен – 39%. По географии первого тура заметно, что Ле Пен отдают предпочтение в восточной части Франции.
«Свобода, равенство, братство» - национальная идея-фикс французов. Там, где у нас имперские амбиции, «искандеры» и «вставай, страна огромная», у них Liberté, Égalité, Fraternité. При этом сейчас, когда эти ценности озвучивает с трибуны тот же Макрон, французы бесконечно далеки от революционного состояния. Из России сложно соотнести 300-тысячную демонстрацию с согласием народа и системы, но это выглядит именно так. Что еще удивляет – здесь нет и намека на культ Наполеона. Он для французов даже не торт, к его могиле, в отличие от Лувра, очереди нет.
- Для меня Наполеон – просто человек, который когда-то был французским императором. Это было слишком давно.
– Но, мне кажется, он мог бы стать чем-то вроде национальной идеи, фигурой, вокруг которой можно сплотить французов.
– У нас не так, как у вас. Все не держится на одной личности.
